34 письма из Туринска

Еще об одной фотографии этого периода хочется рассказать. На ней изображены отец и сын Брадисы. Справа на фотографии изображен ссыльный студент Скворцов. О нем Володя пишет: «Живет он в коммуне с одним хохлом-крестьянином из Черниговской Губ (огромный такой детина и говорит басом; зовут его «дядьком») (он на фотографии сидит слева — направо – второй) и одним петербургским рабочим. Скворцов (так фамилия студента) уехал в деревню, отчасти желая познакомиться с жизнью сибирских крестьян, отчасти думал сэкономить. Последнее ему решительно не удалось: хотя квартира, мясо, молоко и дешевле, зато все остальное значительно дороже. А потом почти странно неудобно – туда присылают только простые письма, а за каждым заказным надо ехать в город. Он уже собирается вернуться». (Письмо от 22 января 1910 г.) И еще одна важная деталь о Скворцове: «...кажется, он считает своим долгом делиться с товарищами, получая сам увеличенное пособие, да еще иногда и из России. К сожалению, он в этом отношении – единственный». (Письмо от 16 апреля 1910 г.) Скворцов с Володей были очень дружны; и когда Брадисы уезжали в Тобольск «…Митрич (Скворцов) тот чуть не заплакал при прощании, не дождался отхода, расцеловал и убежал. Хороший он человек, и мне только его во всем Туринске и жалко было оставить…».

(Письмо от 3 мая 1910 г.)

В письме от 27 ноября 1909 г. на известие о смерти Линденберга Володя сообщает о грустном инциденте, который произошел в городе в среде ссыльных армян, где пострадал один из ссыльных, который «ни душой ни телом не виноват». Володя дает характеристику кавказцам: «…Огневой у них темперамент, и самыя первобытная представления о чести. Разумеется, немало среди них исключений, но я здесь говорю про общую массу».

В этом же письме он сообщает еще об одном мероприятии: «На этих же днях удалось нам сорганизовать столовую. Нашелся товарищ, достаточно опытный в делах хозяйственных, чтобы взять на себя ведение дела. Затеваем сначала в очень скромных размерах; сейчас членов 10, но в будущем, предприятие наладится, примкнут несомненно и еще… В общем, должно получиться нечто вроде потребительского кооператива с личным трудом всех его членов и принципом пропорциональности членского взноса доходности каждого члена». О столовой он еще не раз сообщит своей «мамочке». В этом письме он описывает цены на продукты «всякого рода».

Много интересных событий происходят в Туринске. Володя получает за урок 10 рублей в месяц, с отцом они хотят перебраться на юг (в г. Курган), но у сына просчитано все: он заботится о здоровье отца и пишет: «…лето лучше провести здесь – на юге было бы слишком жарко». Начинается эпопея со сдачей экзаменов на аттестат зрелости. Только из-за нерасторопности местных властей документы Владимира пришли на 4-5 дней позже в Тобольскую гимназию, в сдаче экзаменов ему было отказано.

В письме от 24 февраля 1910 года Владимир рассказывает, как он шел пешком в гости к Скворцову с его сожителем «малороссом гигантских размеров («дядьком»): «Дорогой пришлось говорить с переселенцами, или, как их здесь именуют, самоходами. Отчаянное у них положение. Один – почти земляк мне, из Смоленской губернии – говорит, что в их деревушке из 27 дворов 23 ходят в кусочки. Их, по его словам, прямо мошеннически заманили в Сибирь: обещали каждому по 400 р. пособия, живой и мертвый инвентарь, свободу от податей на 10 лет, а дали только по 150 р., да и то не сразу, а в несколько приемов, по 10-15 р., причем за каждой получкой надо было ехать за несколько десятков верст в город, да и там еще дожидаться. Земля, говорит, хорошая, и отрезают много, но не хватает силы разделать ее – ведь дают первобытную тайгу. Устроились сносно только те, у кого были и раньше деньги; а кого в Сибирь погнала нужда, то разоряются и гибнут окончательно. Самохода здесь можно узнать и по внешнему виду: дрянной кафтан (у челдонов отличныя шубы), землистый цвет лица и точно пришибленная фигура. Тот смоляк с отчаяния собирается идти к царю в Питер; по этому поводу дядько прочел ему целую лекцию, но не убедил».

Еще много событий происходило в Туринске, о которых можно узнать из писем Владимира Модестовича.

В письме от 2 марта 1910 года он описывает спектакль: «В городском клубе труппа любителей ставила спектакли, вот я в один прекрасный вечер и отправился туда, благо цена не велика – всего двугривенный. Пойти пошел, но выдержал только одно действие: играли прямо безобразно, а пьеса чистый балаган. … Затевают спектакль и политики; задуман даже целый вечер в память Чехова; звали лицедействовать и меня, но лучше воздержаться».

С 7 мая 1910 г. Модест Васильевич и Володя — в Тобольске. Чтобы хоть как-то облегчить участь матери, в 1910 году отец и сын выписывают в Сибирь двух детей: Ксению и Елизавету. В ссылке у них побывали и мальчики: Коля и Вася.

Много времени В. Брадис уделяет девочкам… Пишет о болезни отца.

В октябре 1910 года Модест Васильевич умер, хлопоты, связанные с похоронами, по установлению памятника на его могиле, затем забота о девочках — всё это ложится на плечи Володи. Он описывает маме жизнь после смерти отца, подробности домашнего хозяйства, об уроках, которыми зарабатывает на жизнь, о болезнях детей: старших и младших, о лечении их болячек. В июне 1911 г. к нему приезжают мальчики: братья Коля и маленький Вася. Одна Шурочка остается с мамой. Вот в письме от 11 июня 1911 года Володя пишет: «Они (Коля и Вася) благоденствуют, как и мы все (Володя, Ксена и Люся). Живем дружно и очень весело, много веселее, чем без них». А в письме от 4 июня 1911 г. мы читаем: «Вот, дорогая мамочка, мои экзамены пришли к благополучному концу: я только что пришел с «акта», где директор, выдавал мне аттестат, разсыпался в похвалах, жалел, что я не их ученик и нельзя следовательно, выдать медаль; «Ваши ответы, говорит, приятно было слушать». В свидетельстве пятерки по всем, кроме немецкого и французского: там по письменным были тройки, по устным «полный балл», вот и вывели по четыре. Я знал, что выдержу, но все же побаивался несколько двух предметов, истории и закона … Аттестат мне на руки дали, но только посмотреть, а потом пошлют его обратно в губернское правление».

В Тобольске он живет спокойно до июля 1911 г.

Письмо от 4 декабря 1909г.

«Как незаметно эти месяцы прошли! Кажется, будто только несколько дней тому назад приехал я в Туринск, а ведь уже четвертый месяц идет, как я здесь. Сколько еще времени прожить нам в Туринске – трудно сказать»… «В самом деле, в Туринске в общем жить можно: и климат сносный, пожалуй, даже лучше псковскаго (как я узнал из сегодняшнего Люсинова письма, у Вас погода отвратительная), и публика такая, что случаи, вроде описанного в прошлом письме, редкое исключение, и с полицией никаких дел иметь не приходится. Одна только беда – заработать негде».

Письмо от 8 ноября 1911 г.

Ты уже знаешь, дорогая мамочка, какой у меня неприятный сюрприз: несмотря на то, что до срока мне осталось всего 3 месяца,.. меня все же гонят отсюда в Туринск.

Нечего и говорить, как это разстраивает все мои планы. Правда, сейчас у меня есть 60 руб., на к-ыя я доеду и к-ых мне вполне хватит на три месяца. Но в Туринске я вряд ли что заработаю, и потому мне оттуда опять придется ехать сюда. Но вы – то как проживете? Останься я здесь, я посылал бы 50 р. в месяц, и ты могла бы сколько нибудь подправить прорехи нашего хозяйства. А Ксена-то как будет?...

Ну, ладно, до свидания пока. Всего хорошего.

Твой Володя…

P.S. Хорошо еще, что я недавно раздобылся несколькими книгами по математике, все-таки дело будет. К весне кончу добрую половину университетского курса.

Письмо от 22 ноября 1911 г.

Дорогая мамочка!

Хоть я в Туринске уже четвертые сутки, но живу еще у товарища, на собственную квартиру перейду завтра; вещей своих развязывать не стал, а потому пишу вам на клочке…

Здесь много перемен. Из старых товарищей осталось человека 3-4. Остальные кто кончил срок, кто сбежал…

Квартиру нанял, две комнаты, побольше и поменьше, за 3,5 р., в интеллигентной семье... Обедать буду у товарищей, есть «коммуна». Платить придется 5 р. в месяц. Таким образом, моего «жалованья» в 11 руб. хватит вполне…

Письмо от 29 ноября 1911 г.

Дорогая мамочка!

Вот уже неделя с хвостиком, как я приехал. Устроился в общем хорошо. И дешево, и сердито. Холодновата только малость квартира, но я хожу в пимах и ничего не боюсь… А на улице каким я барином расхаживаю, прямо смешно смотреть: оленья меховая шапка, крытая, очень приличная шуба и совсем неприличные, неуклюжие пимы, но удобные и теплые. Не боюсь никакого мороза! Завтра утром получу, должно быть, свою карточку. Лица почти не разобрать, но пимы вышли превосходно, и я больше всего о них и заботился…

От мороза стены так и трещат. Другой раз даже вздрагиваю. А знаешь ли, вчера, часов в девять вечера видел я северное сияние. Только слабое и совсем не эффектное. Этакая широкая и довольно длинная светящаяся полоса над горизонтом на северной стороне неба, а над ней несколько слабо светящихся столбов. А все-таки северное сияние!

Ну, пока до свидания. Малым напишу следующий раз, т.е. в пятницу. Целую всех.

Твой Володя.

Продолжение в следующем номере.