«Не всем дано увидеть мир прекрасный»

ПОТЕРЯ ЗРЕНИЯ НЕ КОНЕЦ СВЕТА

Многие люди представляют себе потерю зрения буквально как конец света. Мы привыкли получать 80% информации из окружающих нас визуальных образов, и потеря этой возможности становится трагедией. Всем нам в детстве объясняли, что значит совсем ничего не видеть, например, таким способом: спуститесь в тёмный подвал и представьте себе, что вы поселились там навечно. Какие чувства мы испытывали при этом? Конечно же, страх, отчаяние, ужас, желание скорее вернуться к привычному свету.

Большая же часть слепых людей перестали видеть уже с рождения или в детском возрасте. Они не знают другой жизни, поэтому иначе воспринимают свою особенность, да и существование, по их мнению, совсем не является непроглядной бездной, где нет ни красок, ни образов. Об этом мы сегодня поговорим с Василием Антоновичем Агафоновым, инвалидом по зрению.

СТРАШНЫЙ ДИАГНОЗ НА ГЕНЕТИЧЕСКОМ УРОВНЕ

Василий Антонович родился в Кировской области, в посёлке Белая Холуница, в семье зрячих родителей. Отец погиб на фронте, маму затронула проблема ухудшения зрения только в глубокой старости, когда, собирая ягоды, она наткнулась на ветку малины.

В семье родилось одиннадцать детей (правда, выжило только четверо), из них только одного, младшего брата Василия Антоновича, мать рожала в больнице, и со зрением у него было всё в порядке. Остальные дети были рождены дома, в бане, и всем троим впоследствии был поставлен диагноз: пигментная дегенерация сетчатки, или атрофия зрительного нерва.

Проблемы со зрением у героя нашего очерка заметили в детстве, когда ему было всего два года – он не видел свои игрушки с дальнего расстояния. Дальше всё только усугублялось, поэтому в семь лет мальчика отправили в школу для слепых и слабовидящих детей. Вначале он ещё мог читать крупные газетные заголовки, но потом наступила полная слепота, заниматься чтением и письмом приходилось по системе Брайля.

РАБОТА В КИРОВСКОЙ УПМ

После окончания начальной школы Василий Антонович продолжил обучение в вечерней школе-семилетке, а затем по распределению оказался в УПМ (учебно-производственная мастерская) города Кирова.

Вначале юноша прял верёвку из кудели. Бабушки, которые долго живут на свете, знают, какой это медленный, нудный процесс. Комок волокон (кудель) закреплялся на прялке с помощью спицы, а потом привязывался специальной лентой-мотогузом. Надо было свить из волокон нить, намотать на веретено, а затем в клубки. Из толстой нити там же, в УПМ, плели чуни – обувь для шахтёров.

Приходилось заниматься и производством щёток — одежных, обувных, технических зубных; а также делать из щетины кисти.

ПОСЛЕ ВЯТКИ — В АЛАПАЕВСК

В 1970 году, по приглашению друга, Василий Антонович приехал в Свердловск, но случилось так, что он опоздал (вначале ездил на похороны брата и только потом обнаружил письмо), почти через полгода работы уже не было. Место в УПМ нашлось только в городе Алапаевске, куда наш герой и переехал.

Работа там, по моему разумению, была сложной даже для зрячего человека, а что уж там говорить про незрячих? Они делали для радиозавода конденсаторы, требовалась ювелирная точность: надо было вставить в изолятор бусинку, отжать её, посадить заклёпку, на неё – пластиночку, затем закрепить на прессе. А размером этот самый конденсатор был со спичечную коробку! Ещё надо было собрать 40 деталей (ручки, шестерёнки).

Не менее сложной была штамповка парных уголков для ящиков. Мало того, что грязная, так и травмоопасная – нарезая полосы из металла, можно было порезать руки или даже срезать пальцы.

ПЕРЕЕЗД В ТУРИНСК

В общей сложности в Алапаевской УПМ Василий Антонович проработал семь лет, но надоело мотаться по общежитиям, захотелось иметь свой угол. В Туринске в это время строили дом, при переезде в наш город можно было получить квартиру.

И вот с 1977 года В.А. Агафонов проживает в нашем городе. Начинал при УПП (учебно-производственное предприятие), а заканчивал работу в филиале ИМЗ (Ирбитского мотозавода). Вначале занимались сборкой обычной деревянной прищепки (1000 – за смену!), вили пружину для неё. Рассказывает, бывало вместе с палочками ошкуривали себе и пальцы. Также собирали тросы, нарезали болты, сверлили, делали каркасы и сиденья для мотоцикла, пружинку для сальника.

В 1993 году Василия Антоновича сократили – так закончилась его трудовая деятельность.

«НЕЗРЯЧАЯ ЗОРКОСТЬ ЛЮБВИ»

Вот в нескольких строчках уместилась биография моего собеседника. Но мне хотелось знать, каким образом удаётся существовать незрячим людям в своём мире, каков он, чем отличается от обычного. Надо сказать, что не каждому можно задать такие прямые вопросы, но Василий Антонович сразу покорил меня какой-то житейской мудростью, спокойным отношением к жизненным обстоятельствам. Уже в раннем детстве он понимал, что не стоит мечтать о том, что недосягаемо. Единственное, к чему он стремился, — получить хорошее образование. К сожалению, не случилось. Но рассказчик он очень интересный, вот что я почерпнула из нашей с ним беседы: «Мы, незрячие, воспринимаем мир при помощи других органов чувств. И это не только слух, осязание, обоняние, чувство равновесия. У нас (в принципе, и у зрячих людей также) есть ощущение предмета кожей. Если поднести руку к щеке, то можно это почувствовать — точно так же, как и ощутить живой или неживой предмет рядом с собой. А если стоит, например, у подъезда машина, то такое чувство, что падает тень. Если светит солнце, то я его не только ощущаю, но и представляю, а вот темноту или свет лампочки не различаю. Как и всем людям, мне также снятся сны. В них нет непроницаемой черноты, иногда даже появляется светоощущение».

В общем, Василий Антонович хотел сказать, что в мире незрячих надо обжиться, чтобы начать слышать не только конкретные звуки (например, звук падения стула), но и само пространство вокруг себя. Тогда, протянув руку, вы уже будете знать, что справа найдёте стену, местоположение кухни подскажет запах еды. Лёгкий ветерок на лице (тоже ощущение кожей) подскажет, в каком пространстве вы находитесь и куда вам нужно идти. Вы найдёте и других людей. Хоть вы не видите их лиц, но чувствуете все оттенки радости, тоски или скуки в их голосах. Вы понимаете всё, о чём они говорят, за исключением отдельных выражений – таких как «красивый пейзаж». И тогда приходит важное понимание: реальность необязательно должна быть такой, какой вы привыкли её видеть.

Слепота, по мнению известного аргентинского писателя, поэта и публициста Борхеса, — это не просто утрата зрения; её нужно воспринимать как один из стилей человеческой жизни. Не всем дано увидеть прекрасный мир вокруг нас, но почувствовать его может каждый. И не факт, что только зрячие могут ощутить неповторимость каждого момента. Психологи утверждают, что существует «незрячая зоркость любви» к миру. Она способна научить ценить каждый день жизни, радоваться её проявлениям вопреки сложившимся обстоятельствам.

ЕГО МИРООЩУЩЕНИЮ СТОИТ ТОЛЬКО ПОЗАВИДОВАТЬ

В свои 83 года Василий Антонович не стал пассивным и бездеятельным. До недавнего времени любил играть в шахматы и другие настольные игры. Теперь больше читает с помощью шрифта Брайля, любит журналы «Наша жизнь» и «Литературное чтение», с помощью флеш-плеера слушает аудио- книги, с удовольствием ходит на праздники в центральную библиотеку.

По жизни он оптимист, и стоит только позавидовать его мироощущению.

Слепые и слабовидящие люди очень часто сталкиваются не только со снисхождением, но и непрошеным сочувствием. Нам всем ещё нужно понять: инвалидность не ставит на человеке крест и никоим образом его не определяет.